— Эллен!..
— М-м?
— Ты веришь в привидения?
Эллен осторожно спросила:
— А ты?
— Пожалуй что да. Даже наверное да.
— Знаешь, я тоже.
Они посмотрели друг на друга.
— А вот они нет, — сказала Эллен. — Мама и папа.
— Знаю. А многие верят.
— Но почему ты спрашиваешь? Думаешь, что оно и у нас завелось?
Джеймс колебался. Ему хотелось поделиться своей тайной. Но с Эллен никогда не знаешь… Она может засмеяться, может всем разболтать, наговорить глупостей. А ведь пришлось бы рассказать и о Берте Эллисоне.
— Не думаю, — сказал он, отворачиваясь. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Он медленно поднялся выше, к себе, думая о том, что мог бы ей сказать: «Да, знаешь, действительно завелось. А зовут его Томас Кемпе, эсквайр. Он жил здесь три столетия назад и был колдуном, самозваным лекарем, местным полисменом, в общем, всюду совал свой нос, а сейчас думает, что вернулся и опять за все это возьмется, а я чтобы ему помогал. Он то и дело пишет мне записки. В общем, он уже больше недели живет у меня в комнате. Ха-ха!»
Он открыл свою дверь. Бутылка, которую они с Бертом Эллисоном приготовили для изгнания призрака, лежала на полу, разбитая вдребезги. Рядом с ней лежало еще одно послание, Томаса Кемпе, написанное на обороте конверта.
«Не столь ужъ я скудоуменъ, чтобы попасться на сiю удочку дважды».
Дважды? Не просто «попасться на сiю удочку», а «попасться ДВАЖДЫ».
Значит, кто-то уже изгонял однажды Томаса Кемпе, и притом успешно.
Когда? И каким образом? И почему он снова здесь оказался?
Весь следующий день Джеймс был так взволнован, что не мог думать ни о чем другом. Мысль, что не он один страдал от знаков внимания колдуна, была отчасти утешительной; а еще больше утешало то, что этот другой, кто бы он ни был, сумел с ним справиться. А если с ним уже раз справились, значит, это было возможно и теперь.
— В чем дело? — спросил Саймон за уроком. — Ты клюешь носом.
— Не клюю, просто думаю.
— Приходил к вам этот… экзорцист?
— Угу.
— Ну и что?
— Ну и ничего. Не получилось.
— Он что, не знал, как это делается?
— Знал, — сказал нетерпеливо Джеймс. — Не получилось, потому что колдун не поддался. Завтра попробуем опять.
— А мне можно прийти?
— Нет, — сказал Джеймс. Ему стоило немало труда разыскать Берта Эллисона и теперь не хотелось делиться им с Саймоном. И разве изгнание призрака — это публичное представление? Может быть, в присутствии многих людей оно не получается. И вообще Джеймс разочаровался в Саймоне. Помощи от него было меньше, чем могло быть. Он, конечно, проявлял интерес, во всяком случае в последние дни, но, когда надо было действовать, Джеймс оказывался один. Вот и теперь, когда стало интересно, тоже будет один, решил он. После уроков они расстались довольно холодно.
По дороге домой Джеймс все обдумал. Он знал, что дом, перед тем как его купили родители, несколько лет пустовал. А до того — так он слышал от матери — в нем жили пожилые супруги. Прежде чем туда переехали Харрисоны, был сделан большой ремонт. Особенно много работы было, как он помнил, в его комнате. «Пришлось даже выломать дверь, а на полу пыль лежала слоями, — так, кажется, говорила мать. — Там никто не жил Бог знает сколько лет…»
Что если возвращение Томаса Кемпе как-то с этим связано? Может, открыли снова чердак и освободили его? Но как и почему тот другой человек избавился от него? И когда? Узнать все это стало вдруг очень важно. Не только потому, что просто интересно, но и потому, что могло как-то помочь опять от него отделаться.
Вид Тима, который как раз завернул за угол дома и весь был в засохшей грязи, что-то напомнил Джеймсу. Тим, это было ясно, где-нибудь рылся. А вспомнив о вырытой им яме, Джеймс вспомнил и о мусорной куче в конце сада, оставшейся после рабочих, которые разобрали в доме все завалы. Там был строительный мусор, но было и другое: остовы старых стульев, связки газет, коробки с разным хламом, обломки всевозможных ненужных вещей. Миссис Харрисон не раз говорила, что надо попросить Совет графства вывезти все это.
Почем знать? Там мог быть и ключ к загадке.
Джеймс взял в угольном сарае лопату и кликнул Тима. Пусть хоть раз от него будет польза.
Они разрыли южную сторону мусорного холма, но там не оказалось ничего интересного, кроме гнезда полевой мыши, уместившегося в пучке травы между парой кирпичей. Там было пять мышат величиной всего с ноготь большого пальца, слепых, голых и розовых, как креветки, просто прелесть. Опасаясь, как бы Тим их не съел, Джеймс восстановил гнездо и огородил его для безопасности кирпичами, оставив ходы для мышки-матери. Тим наблюдал за ним с недовольным видом. Выполнив это, Джеймс перешел на другую сторону мусорной груды и снял верхний слой мусора. Здесь, пожалуй, можно было ожидать больше интересного. Перед ним предстал скелет детской коляски, набитый множеством вещей: отсыревшими и пожелтевшими газетами и ржавыми инструментами. Была также оловянная каска. Джеймс вытащил стопку газет и прочел заголовки: «КАРТОЧКИ НА ХЛЕБ ЕЩЕ НЕ ОТМЕНЯЮТСЯ», «РОССИЯ СНОВА ГОВОРИТ „НЕТ“». Даты были очень старые. Он опрокинул коляску, и в ней оказалось несколько картонных коробок, расползшихся и зеленых от плесени. Тим, возбужденно рывшийся в них, очевидно считал, что тут были крысиные гнезда. Джеймс стал опорожнять коробки.