Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время - Страница 24


К оглавлению

24

Вошла миссис Харрисон.

— Все в порядке? — спросила она. — Не давайте Джеймсу мешать вам, мистер Эллисон. Он бывает иногда надоедлив.

— Порядок! — сказал Берт. — Мне он не мешает. А если станет, я ведь всегда могу его выпроводить.

— Отлично. Какой странный запах. Пахнет как будто воском.

— От моих спичек, должно быть, — сказал Берт.

— А мне показалось, что от свечки, — сказала миссис Харрисон, оглядываясь и принюхиваясь.

— По-моему, нет, — сказал Берт. — Спичечный запах, вот что это.

— Что ж, возможно. — Она бросила на Берта взгляд, выражавший некоторое сомнение, потом посмотрела на кучу распиленных досок. Вероятно, она подумала, что работа подвигается очень медленно.

— Я задержался, — сказал Берт с приятной улыбкой. — Мы тут с вашим мальчиком немного поболтали. Можно сказать, нашли общие интересы.

— Вот как? — сказала миссис Харрисон.

— Да. История. Люди, которых давно уже нет. Нас обоих это очень интересует. — Правым глазом Берт выразительно подмигнул Джеймсу.

— Рада слышать, — сказала миссис Харрисон. — Мы и не знали, что Джеймс так интересуется историей.

— Бывает, что родители как раз меньше всего знают о ребенке, — сказал Берт.

— Я, пожалуй, так не думаю, — сухо сказала миссис Харрисон. Джеймс, боясь встретить ее взгляд, стал перебирать кучу гвоздей.

— Так или иначе, придется мне доканчивать завтра, — сказал Берт, засовывая молоток и пилу в свою черную сумку. — Я люблю сделать работу как следует. Довести, так сказать, до ума.

— Что ж, отлично, — сказала миссис Харрисон и сошла вниз. Оставшись вдвоем, Джеймс и Берт Эллисон посмотрели друг на друга.

— Вижу, — сказал Берт, — что твоей маме о привидениях говорить нечего. Твердого характера дама. Обо всем имеет свое мнение.

— Да, — сказал Джеймс с чувством. — Имеет.

— Вообще-то я не против. Хорошо, когда у женщины есть характер. Но вот спорить с такой не приходится. Даром только время терять.

Он сунул линейку и карандаш в карман своего белого комбинезона, закрыл сумку с инструментами и встал.

Джеймс спросил с тревогой:

— А завтра? Вы не можете еще что-нибудь попробовать?

— Если говорить честно, — сказал Берт, — выбирать нам почти что не из чего. Викарии не подходят. В бутылку он не хочет. — Загибая толстые пальцы, Берт перечислял имевшиеся возможности. — Можно было бы занять его каким-нибудь делом, чтоб угомонился. Только нашего на это не возьмешь. Уж очень хитер. Есть еще одно средство: круг и ветка рябины. А твой отец случайно не оксфордец?

— Оксфордец?

— Учился он в Оксфордском университете?

— Нет, — сказал Джеймс. — А что?

— А то, что в старину оксфордцы тоже умели угомонить призрак. Сейчас, наверное, мало кто за это взялся бы. Сейчас их обучают по-новому.

— Значит, ничего не остается? — спросил горестно Джеймс.

— Дело трудное, что и говорить.

— Что он ни натворит, виноват я. Ни карманный денег, ни пудинга. А что будет, когда уж и наказаний не хватит?

— Плохо твое дело, — сказал Берт.

— Еще бы!

— Хуже всего, что они у тебя неверующие. По-настоящему-то им, а не тебе надо бы меня звать. Куда было бы правильней.

Они спускались по лестнице. Джеймс тревожно взглянул на закрытую дверь кухни. Берт понимающе кивнул и понизил голос:

— Вот что. Мне еще доделывать твои полки, так что послезавтра приду.

— Большое спасибо, — сказал Джеймс. — Ах, чуть не забыл… — Он полез за деньгами в карман своих джинсов.

— Я платы не беру, — сказал Берт, — пока дело не сделано как следует.

Он оседлал велосипед и поехал вдоль улицы, а черная сумка хлопала о велосипедное крыло.


Джеймс был прав, думая, что колдун выжидал. Но вечером, словно вознаграждая себя за сдержанность, какую он проявил при Берте Эллисоне (если только это была сдержанность, а не временное отступление перед профессиональным противником), колдун пустился во все тяжкие.

Двери хлопали, что-нибудь то и дело падало, и почти неизменно там, где в тот момент находился Джеймс, так что крики «Джеймс! Прекрати этот адский шум» раздавались по всему дому. С только что починенным телевизором приключилась новая напасть: прогнозы погоды и передачи о полисменах и врачах (а таких оказалось большинство) сопровождались пронзительным свистом. У чайника отвалилась ручка, как раз когда миссис Харрисон подняла его, и результат был катастрофический. Тим, мирно спавший под кухонным столом, почему-то с визгом выскочил оттуда, точно кто-то сильно ему наподдал, и попался под ноги мистеру Харрисону, который споткнулся о него и упал, опрокинув при этом мусорный бачок, так что спитой чай и яичная скорлупа разлетелись по всему полу… Объяснить все эти явления можно было чем угодно: совпадениями, неаккуратностью, погодой или злой судьбой. Джеймс отлично знал, чему их следует приписать. Знал это, видимо, и Тим, который покинул все места, где привык вечером спать, и укрылся в высокой траве в самом дальнем углу сада.

Спустя несколько часов мистер и миссис Харрисон, обычно на редкость уравновешенные, пришли в состояние медленно закипающего раздражения. В результате Джеймс и Эллен были отправлены спать слишком рано и явно испытывая нехватку родительской любви.

— Несправедливо! — сказала Эллен.

— Точно это мы виноваты.

— Все эти дни все у нас идет наперекосяк. По-моему, виноват дом.

Джеймс широко раскрыл глаза. Подобная проницательность была непохожа на Эллен, которая обычно замечала лишь самое очевидное. Должно быть, что-то в ней менялось. Раз у них настало перемирие, Джеймс решил прощупать почву.

24